Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад] - Мартин МакДонах

Мартин МакДонах

Тоскливый Запад

The Lonesome West by Martin McDonagh (1997)

Перевод с английского С. В. Петренко

Тоскливый Запад, совместное производство компании «Театр Друидов» и Театра Королевского Двора, был впервые представлен в театре Городского Совета в городе Гэлуэй 10 го июня 1997 года и затем в Нижнем Театре Королевского Двора 19 го июля 1997 года.

Роли исполняли:

Гэлин Келлехер Дон Брэдфилд

Отец Уэлш Дэйвид Гэнли

Коулмэн Коннор Мелитоза Стаффорд

Вэлин Коннор Брайэн Ф. О’Бэрн

Режиссер Гэрри Хайнс

Художник Фрэнсис О’Коннор

Художник по свету Бэн Омерод

Звукорежиссер Бэл Хеликоптер

Музыка Пэди Каннин

Действующие лица:

Гёлин Келлехер, семнадцать, симпатичная.

Отец Уэлш, тридцати пяти лет.

Коулмэн Коннор

Вэлин Коннор

Место действия: Линэн, маленький город в Коннемаре в ирландском графстве Голуэй.

Сцена первая

Кухня, она же гостиная старого фермерского дома в Линэне, графство Голуэй. Входная дверь в дальней части правой стены, стол с двумя стульями на переднем плане справа, старый камин в центре дальней стены, слева и справа от него стоят потрёпанные кресла. Дверь в комнату КОУЛМЭНА в левой части дальней стены. Дверь в комнату ВЭЛИНА в дальней части левой стены. Длинный ряд пыльных пластмассовых статуэток, каждая из которых помечена чёрной буквой «V», стоит на полке дальней стены, выше этой полки висит двуствольное ружье, а над ним большое распятие. На стене слева висит кухонный шкаф, комод стоит справа, на нём стоит фотография чёрной собаки в рамке. Пьеса начинается днём.

КОУЛМЭН, одетый в чёрное, только что после похорон, входит, развязывая галстук. Он достаёт из буфета жестяную коробку из-под печенья, отрывает ленту, которой примотана крышка и вынимает из неё бутылку вина, тоже помеченную.

ОТЕЦ УЭЛШ входит сразу вслед за ним.

Уэлш: Я оставлю дверь открытой для Вэйлина.

Коулмэн: Как что хочешь.

Он наливает два стакана, в то время как УЭЛШ садится за стол.

Выпьешь со мной?

Уэлш: Да, я выпью, Коулмэн.

Коулмэн (тихо): Дурацкий вопрос.

Уэлш: А?

Коулмэн: Я сказал, что это был дурацкий вопрос.

Уэлш: Почему?

Не отвечая, КОУЛМЭН подаёт УЭЛШУ стакан и тоже садится за стол.

Уэлш: Вот не надо так, хотя бы в такой день как сегодня, Коулмэн.

Коулмэн: Я буду делать так, как хочу.

Уэлш: Я говорю, после того как мы только что похоронили твоего отца.

Коулмэн: Ну да, верно, тебе лучше знать.

Уэлш (пауза): Так или иначе, людей на похороны пришло не мало.

Коулмэн: Стая стервятников, слетевшихся из любопытства.

Уэлш: Перестань, Коулмэн. Они пришли отдать последнюю дань уважения.

Коулмэн: Да они только и спрашивали где будет пьянка после похорон. А Мэриджонни все время ныла: «А будут слоёные пирожки?». Для таких, как они, не будет слоёных пирогов в этом доме. Во всяком случае, до тех пор, пока всем распоряжается Вэлин. Если б деньги были в моих руках, я бы сказал: «Приходите, хоть вы и стервятники». Но деньги не у меня, деньги у Вэлина.

Уэлш: Да. Вэлин действительно немного скуповат.

Коулмэн: Немного? Да он бы украл дерьмо из бегущей свиньи. Кстати, это его виски. Так что если он войдёт и начнет орать, скажи ему прямо, что ты попросил у меня выпить. Скажи, что ты просто требовал.

Уэлш: Ты постоянно выставляешь меня алкоголиком.

Коулмэн: Для этого не нужно иметь семь пядей во лбу. Даже малому ребёнку ясно, что ты алкоголик.

Уэлш: Я никогда не пил до приезда в этот приход.

Коулмэн: Некоторые спиваются гораздо быстрее, чем другие. Им нужнен лишь небольшой толчок.

Уэлш: Я не алкоголик, Коулмэн. Я просто люблю выпить.

Коулмэн: (Пауза) Слоёные пироги, чёрт возьми. Проклятая грязная шлюха. Она должна мне деньги аж с 1977 года. От этой твари только и слышишь: «Завтра, завтра». Меня не волнует, что у неё старческое слабоумие.

Уэлш: Нехорошо так говорить о…

Коулмэн: А меня не колышит: хорошо или нет.

Уэлш (пауза): Теперь, после смерти твоего отца, этот дом станет сиротливым, не так ли?

Коулмэн: Нет.

Уэлш: А, я уверен, он станет немного сиротливым.

Коулмэн: Ну, если ты говоришь, что дом станет немного сиротливым, значит он действительно станет таким. Я согласен, если ты настаиваешь. Не ты ли у нас представитель всемирной администрации над тоской и унынием?

Уэлш: Неужели вокруг нет девушек для тебя.

Коулмэн: Только твоя мамочка.

Уэлш: В хорошеньком ты сегодня настроении. (Пауза) Была у тебя любимая девушка когда-нибудь.

Коулмэн: Однажды я был влюблён, хотя это и не твоё собачье дело. В техникуме. Элисон. У нее были великолепные огненно-рыжие волосы. Но как-то раз карандаш воткнулся ей в глотку. Она сосала его заточенным концом в рот. Наверно её кто-то подтолкнул. Так нашим отношениям пришёл конец.

Уэлш: Она умерла?

Коулмэн: Нет, нет, она не умерла. Лучше бы она сдохла, сука. Нет, она обручилась с этим ублюдком врачом, который вырвал из неё карандаш. Любой мог это сделать. Для этого не нужен был врач. Не везёт мне.

Пауза. УЭЛШ пьёт немного ещё. ВЭЛИН входит с пластиковым [бумажным] пакетом с ручками, из которого он достаёт несколько новых статуэток и расставляет их на полке.

КОУЛМЭН наблюдает.

Вэлин: Стекловолокно.

Коулмэн (пауза): К чертям стекловолокно.

Вэлин: Нет, тебя к чертям вместо стекловолокна.

Коулмэн: Нет, тебя к чертям собачим два раза вместо стекловолокна…

Уэлш: Прекратите сейчас же!! (Пауза) О боже!

Вэлин: Он первый начал.

Уэлш (пауза): Том Хэнлон, я вижу, вернулся. Я говорил с ним во время похорон. Знал ли том вашего отца?

Коулмэн: Он немного знал моего отца. Он арестовывал его пять или шесть раз за то, что мой отец кричал на монахинь.

Уэлш: Я помню, слышал об этой истории. Это было странное преступление.

Коулмэн: Не такое уж странное.

Уэлш: Не спорь, конечно же, оно странное.

Коулмэн: Ну, если ты так считаешь, Уэлш, то так оно и есть.

Вэлин: Я ненавижу этих долбанных Хэнлонов.

Уэлш: Почему, Вэл?

Вэлин: Почему? А не ихний ли Мэртин, будь он проклят, отрезал уши у бедного Лэсси, чтобы тот истекал кровью до смерти?

Коулмэн: У тебя абсолютно нет улик, подтверждающих, что это Мэртин отрезал Лэсси Уши.

Вэлин: Не хвастался ли он об этом перед Слепым Билли?

Коулмэн: Это лишь доказательство, основанное на слухах. Такие показания не помогли бы помочь в суде. В любом случае не из уст слепого парня.

Вэлин: Я знал, что ты будешь против меня, был уверен в этом.

Коулмэн: Эта собака всё равно ничего не делала — только лаяла.

Вэлин: Нельзя же за лай отрезать уши, Коулмэн. Все собаки лают, если ты не знал.

Коулмэн: Но не до такой же степени. Они должны умолкать время от времени. Этот же долбаный пёс собирался установить мировой рекорд по лаю.

Уэлш: Ненависти в мире и так более чем достаточно, Вэлин Коннор, и тебе нет нужды добавлять её из-за мёртвой собаки.

Вэлин: Никто не заметит этого небольшого прибавления, если ненависти в мире уже более чем достаточно.

Уэлш: Хорошенький это настрой для…

Вэлин: Отвяжись и читай свои проповеди Морину Фолэну и Мику Дауду, если ты ищешь в людях правильный настрой, Уэлш. Это было бы более в твоём долбаном стиле, не так ли?

УЭЛШ качает головой и наливает себе самогон.

Коулмэн: Ну, теперь он заткнулся.

Вэлин: Да. Видишь как он быстро… О, это же мой долбанный самогон! Какого… а?

Коулмэн: Он вошёл, требуя выпить. Что я должен был ему сказать, после того как он только что положил в землю нашего отца?

Вэлин: В таком случае ты мог бы дать твою собственную выпивку.

Коулмэн: Я так и хотел сделать, пока не обнаружил, что мой буфет пуст.